Осужденный брянский педагог Игорь Афонин рассказал, как бросают в костоломку

В январе 2023 года Фокинский районный суд Брянска вынес приговор бывшему директору лицея № 27 Игорю Афонину, которого признали виновным в крупном мошенничестве по предварительному сговору. Известный депутат горсовета, которого многие знают как умного и неравнодушного человека, оказался вышвырнут из общества. Для него и для его семьи все случившееся стало трагедией.

«Брянские новости» решили выяснить, что же все-таки случилось с Игорем Афониным и почему он, мучимый тяжелой болезнью, тратит сейчас силы для того, чтобы восстановить честь своего имени, своего рода.

Сразу же после приговора многие обратили внимание на одно обстоятельство. По мнению следствия, за восемь лет − 2012 года по ноябрь 2020 − директор лицея и его четыре заместителя похитили около трех с половиной миллионов рублей. То есть за год − примерно по 80 тысяч рублей на человека. Размах? Совсем не такой, как у Тимура Иванова, который обвиняется в получении около 1 миллиарда рублей взятки.

После череды судебных разбирательств Игорь Афонин обратился с надзорной жалобой в высшую инстанцию. Он подготовил доводы, которые на его взгляд, должны были повлиять на судейское решение.

− Приговор Фокинского районного суда Брянска считаю необоснованным, − говорит Игорь Афонин. − Не было учтено тяжелое состояние моего здоровья, а моя причастность к совершению  инкриминируемого деяния не доказана.

Бывший директор лицея убежден, что его оклеветали, что были использованы провокации и манипуляциями доказательствами, не были учтены обстоятельства, имеющие существенное значение для правильного, объективного  разрешения дела. Игорь Афонин говорит, что положенный в основу рапорт правоохранителя о наличии признаков преступления вообще не содержит ни одного признака, кроме жалобы одного из граждан, а протокол осмотра места происшествия является недопустимым доказательством. В материалах дела отсутствует заявление потерпевшего в лице главы города Брянска, начальника управления образования администрации или главы администрации Брянска в адрес Следственного комитета о совершении преступления.

С одной стороны, указывалось на состояние здоровья Игоря Афонин как на смягчающее наказание обстоятельство, с другой − указывается, что медицинских противопоказаний, свидетельствующих о невозможности содержания подсудимого в местах лишения свободы, материалы дела не содержат.

Заболевание бывшего директора лицея предусматривает ежедневное специализированное лечение, однако суд приговорил его к пятилетнему сроку заключения в исправительной колонии.

− Для меня это смертный приговор, − говорит Игорь Афонин. − Мое заболевание внесено в перечень заболеваний, препятствующих отбыванию наказания, утвержденный постановлением Правительства РФ. Если суду не хватало медицинских документов и медицинских заключений, то он имел законное основание осуществить дополнительную экспертизу по собственной инициативе. После первого допроса я перенес гипертонический криз, у меня начались панические атаки, а затем я был госпитализирован с инсультом. Однако производство по уголовному делу в связи с моим заболеванием не было приостановлено.

Игорь Афонин убежден, что прокурор, рассматривая уголовное дело, поступившее с обвинительным постановлением, должен был принять решение о направлении его следователю. Речь идет о том, насколько было учтены требования УПК РФ и защита прав и законных интересов обвиняемого.

Произошло невероятное событие. Судья сослался на то, что «в Фокинский районный суд г. Брянска  поступила информация об улучшении состояния здоровья подсудимого и возможности его участия в судебном заседании». По требованию судьи к нему домой приходили приставы, чтобы доставить его в зал заседаний, хотя в этот период бывший директор лицея проходил третий этап лечения. При этом в суд не поступали документы медицинских учреждений о выздоровлении Афонина. Он рассказывает:

− Мне было невыносимо тяжело и физически, и психически, и морально. Состояния здоровья резко ухудшилось, я вынужден был внепланово обратиться за медицинской помощью.

Игорь Афонин показывает множество документов из лечебных учреждений. Казалось бы, не учесть их было невозможно, но от них попросту отмахнулись. Милосердие? Сочувствие? Нет, об этом даже речи не было.

За что же последовали такие кары? Игорь Афонин рассуждает:

 − Как можно считать преступлением деятельность администрации лицея, которая заботилась о безопасности образовательного процесса при одновременном  строительстве еще двух четырехэтажных корпусов с присоединением трех детских садов и Центра детского творчеств с тремя клубами по месту жительства и проведением в них ремонтных работ, закупкой мебели, оборудования? Должны были соблюдаться санитарные нормы и весь массив  нормативно-правовой базы  − федеральный, региональный, муниципальный, ведомственный. Требовалось не допустить возникновения очагов массовых заболеваний и гибели детей в 12 зданиях лицея, расположенных  на значительном расстоянии друг от друга. В лицее одних унитазов более 200, душевых кабинок более 30. Три четырехэтажных здания с 60 учебными классами, пищеблоком на 750 мест, большими  спортивными и школьными территориями, с неисправностями в электрике , пожарной сигнализации, теплоснабжении… И все это в условиях низкой заработной платы, большой текучести обслуживающего и технического персонала, не желающего работать за 7 − 10 тысяч рублей в месяц.

Школы, детские сады строятся за счет федерального и частично областного бюджетов, но обслуживание введенных в эксплуатацию объектов ложится на муниципальный бюджет, у которого денег всегда не хватает.

− При этом зарплата у бюджетников, отнесенных к федеральным и региональным структурам, значительно  отличается от работников муниципальных структур, − поясняет Игорь Афонин. − Поэтому зарплату учителям выплачивают областной и федеральный бюджеты, а техническому персоналу школы, детских садов и так далее выплачивает муниципальный бюджет, который не имеет возможности увеличить зарплату техперсоналу. При том, что на должности дворника, сантехника, электрика, инженера по обслуживанию теплового узла и приточной вентиляции, рабочих  по проведению ремонтных работ нужны мужчины, которых надо как-то стимулировать, удержать в лицее. Поэтому заместители директора пошли, как и в других школах города, использовали фиктивное трудоустройство с обязательным выполнением работы сотрудниками лицея за других людей, что является  вынужденным и временным нарушением, но ни как не преступлением. Это было сделано из-за острой производственной необходимости. Но судья Верховного суда не захотел увидеть, что лицей − это образовательный холдинг с дошкольным отделением, отделением дополнительного образования, с 1 по 11 учебными классами, в обслуживании которых задействованы и другие технички, сторожа, дворники. Объем работ большой, а желающих трудиться мало. В должностных инструкциях каждого члена АУП указано, что ответственность наступает за действие или бездействие. Заместители по АХЧ  могли ничего не делать и ждать прихода новых кадров или не ждать и подыскивать их на разных условиях, но требовалось все работы в лицее выполнять в полном объеме. Они, заместители директора, просили сотрудников лицея  и работали сами. Но каждый труд  должен быть оплачен, что и делалось строго в соответствии с бюджетной росписью. Следствие и суд дело квалифицировали  неправильно: факты фиктивного трудоустройства не были  направлены на хищение бюджетных средств, целью была безопасность образовательного процесса. Согласно пункту 2 статьи 14 УК РФ, не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, но в силу малозначительности не представляющее общественности опасности. В нашем случае использование фиктивного трудоустройства в определенной мере нарушало трудовое законодательство, но не являлось общественно опасным деянием. В суде я давал  последовательные показания о том, что никакого преступления не совершал, никого не подыскивал для фиктивного трудоустройства с целью завладения бюджетными средствами. Кроме того, в приписываемый мне следствием и судом период времени, когда в лицее были приняты фиктивно люди для реального выполнения обязанностей другими лицами, с октября 2014 года по ноябрь 2017, я работал депутатом на постоянной основе  в Брянском городском совете и к кадровой политике лицея не имел никакого отношения. Поэтому к семи эпизодам  приписываемого мне преступления я даже  юридически не имею никакого отношения, а у четверых граждан, которых я не принимал на работу, суммы выплат не соответствуют квалификации уголовного дела по статье 159.3 УК, так как не превышают даже 70 тысяч рублей.  Следствие и суд это проигнорировали.

По словам бывшего директора лицея, для учреждения требовались технические кадры, которых катастрофически не хватает  по разным причинам. Их подбор – задача заместителей по АХЧ. Наличие нормативно-правовых актов, на основании которых осуществляет свою деятельность директор, не говорит о его участии в каком либо преступлении. Эти документы − основа деятельности всех директоров школ в Россию. Директор лицея только подписывает приказы и другие документы, подготовленные заместителями по направлениям деятельности. При этом секретарь лицея имеет возможность поставить факсимиле подписи директора, а в бухгалтерии имеется электронная подпись директора. Однако ни следствие, ни суд, не стали проводить графологическую экспертизу подписей под документами.

Игорь Афонин вспоминает, что был задержан 20 декабря дома по статье 159.4 УК без объяснения причин:

− Адвокат мне не был предоставлен, а своему я позвонить не мог, так как телефон у меня изъяли. С 6.30 утра до 14 часов дня со мной проводились следственные действия − обыски, досмотр. Я был арестован. Вопреки УПК РФ, протоколы обысков, выемки, задержания, изъятия, на которые ссылается суд, в ходе заседания не исследовались. Поэтому и фактов нарушений суд не увидел. Не обратили внимания на тот факт, что следствие, применив по отношению ко мне домашний арест, не приняло постановления, согласно статье114 УПК РФ, о временном отстранении меня от должности. В дальнейшем суд этот вопрос не разрешил, хотя УПК этого требовал. Суд не представил доказательства моей корысти, меркантильности, эгоизма и желания что-то делать  только за деньги, награды и выгоду. Я не стремился к наживе,  к приобретению богатств нечестным путем. Даже не изучили, когда и что было приобретено мною и моими родственниками. То есть не было доказательства моей  корысти или попыток незаконной наживы. И никому я не давал возможность  похищать бюджетные средства, не создавал для этого условия. Каким образом можно потратить то, чего нет? Основной распорядитель денежных средств − управление образования Брянска о тяжелой ситуации с техническими кадрами знает, так как она характерна для абсолютного большинства бюджетных организаций. Ну, не хотят мужчины за 10 тысяч рублей в месяц работать в школе сантехниками, ремонтниками, электриками, водителями, дворниками. А те, кто идет на помощь, тоже за «спасибо» работать не будут. Я ни за кого не работал и ни за кого зарплату не получал, деньги мне никто не передавал, я никого не обманывал и не злоупотреблял доверием. Умысла на хищение не было и не могло быть. Допросы свидетелей, которые приведены в приговоре, подтверждают то, что я никого никогда не подыскивал для трудоустройства в лицей, в том числе и для фиктивного, денег или банковских карт мне никто не передавал. Если бы в моих действиях была бы корысть, то об этом бы сказали допрошенные свидетели, это бы следствие и суд выявили. Однако этого ничего нет. Но суд принял выводы следствия и прокуратуры.

Список доводов, которые привел Игорь Афонин, огромен. Но получилось так, что они не повлияли на решения судов.

Фиктивное трудоустройство используется давно − с советских времен. Известно ли молодым прокурорам, что в их ведомстве оно тоже практиковалось? Между тем это было. Технические работники трудились, например, как уборщицы или дворники, которыми были оформлены их родственники. Сейчас этого нет?

Вырисовывается странная картина. Созданы условия, при которых учреждения образования просто не смогут работать, если руководители не будут нарушать закон. Ведь действительно никто не хочет выполнять тяжелую физическую работу за низкую зарплату. Вместо того, чтобы исправить эти перекосы и предложить законные пути решения вопросов оплаты тяжелого труда, руководителей образовательных учреждений заставляют выбирать между плохим и очень плохим вариантом − нарушением закона.

До каких пор это будет продолжаться? Кто ответит за это бездействие? Почему его не видят те, кто должен видеть? Создается впечатление, что такое положение устраивает сильных мира сего: многие руководители вынуждены ходить по канату без страховки, на многих есть компромат. Чуть что − и загремел в места не столько отдаленные. Преступники. Да, формально − преступники. А как назвать тех, кто создал такие условия и не желает их менять?

Евгений Самсонов