Жители Краматорска бежали из фашистского ада в Брянск

Три сестры и двое их детей несколько дней приходили в себя после того, как покинули родной Краматорск и прошли все муки переезда в Россию – только документы проверяли на блокпостах восемь раз. В Брянске, увы, сестер ждала только их родная тетя. Но не власти.

Сегодня «Брянские новости» рассказали об этих беженцах и… получили обвинения в том, что журналисты чуть ли не сами придумали драматичную историю. Увы, эту драму пишет жизнь. Когда корреспонденты «Брянских новостей» подъехали к дому на улице 7 Линия, худенькая молодая женщина вдруг протянула паспорт:

− Вот. Мы из Краматорска…

Ирина Самородова, учительница начальных классов из Краматорска, 37 лет. 

Алексей, сын Ирины, скоро будет 15 лет.

Татьяна Евженко, 32 года, сестра Ирины, Краматорск.

Елизавета, дочь Татьяны, 13 лет.

Светлана Самородова, сестра Ирины и Татьяны, сегодня уехала из Брянска обратно в Краматорск, ничего не дождавшись от местных властей.

Худые, изможденные, со следами пережитых потрясений на лицах.

− Краматорск расположен неподалеку от Славянска, − рассказала «Брянским новостям» Ирина  Самородова. − По сути, сейчас все окружено украинскими войсками, всюду разрушения, но наши города стоят, держатся. Краматорск особенно разрушен с одной стороны. Воды там нет, сейчас начались перебои со светом. Мы все жили в отдельных квартирах, а сейчас в городе осталась наши родители. Мой муж тоже не захотел уезжать, он работает на машиностроительном заводе. Предприятие пока дышит, но положение все хуже. Оно связано поставками с Россией.

Они решились уехать после того, как снаряды все чаще стали взрываться около их микрорайона. В последнюю ночь в доме неподалеку вылетели стекла. Фашисты обстреливают методично, безжалостно. Жилые кварталы, мирные люди, дети – им неважно. Начинают обычно в гитлеровское время – в четыре утра. Кто-то тогда просто ложится на пол, кто-то бежит в подвал. Завод, где работает муж Ирины, тоже подвергся артобстрелу.

− У меня осколки снарядов из цеха есть, − сказал Алексей. 

Он почти не улыбается. Парень уже знает, что такое война, каково находиться под прицелом автомата  злобных боевиков «нацгварии» или других бандитов. Боевое крещение получил 2 мая.

− Я закончил 9 классов уже под бомбежкой, − рассказал Алексей. − Экзамены сдать мы не смогли, и нам в аттестаты выставили оценки годовых результатов. Последние контрольные и  диктант писали уже под свист снарядов за окном. Учился в украинском классе, но все мои одноклассники не за единую Украину. Все в нашем классе понимают, что сегодня на Украине развернулись фашиствующие группировки – «национальная гвардия», как они себя называют. Быть вместе с такими людьми мы не собираемся.

 

 Впервые я увидел людей, прячущих свои лица, 2 мая. Это как раз был тот день, когда начали интенсивно бомбить Славянск. В ночь мы ушли с папой на рыбалку. Славянск от Краматорска в нескольких минутах езды. Под Славянском мы удили рыбу. И когда ночью стали бомбить город, мы засобирались обратно. По дороге домой нас остановили для досмотра. Обыскали всех, вывернули  вещи, одежду. Говорили эти люди на украинском, но с западным акцентом – мы сразу обратили внимание.

 

А еще я заметил пистолет  у одного из нациков и понял сразу, что это не российское оружие. Нас отпустили. А уже дома стало страшно: я осознал, что нас запросто могли расстрелять. Теперь за полтора месяца мы привыкли к обстрелам. Снаряды падают беспорядочно, кто-то прячется в подвалах, кто-то надеется на безопасность в доме. Я знаю ребят, которые ушли в ополчение. Им по 18 лет, но они вместе со взрослыми отстаивают нашу независимость.

Ирина рассказывает о трагедии своей знакомой:

− Ее брат косил траву с другом. Просто косил. Подъехала «нацгвардия», крикнули: «Слава Украине!» Он ответил: «Что дальше?» − «На колени!» Он не опустился на колени. И его просто расстреляли. В его теле нашли двенадцать пуль. Об этом успел рассказать раненый друг. Он тоже распростился с жизнью.

Обыкновенный фашизм, который кричит, что «Украина – це Европа». Впрочем,  у них есть основания считать себя родственниками некоторых европейцев. И наоборот.

За кого сейчас Краматорск, Донбасс, Луганск? Беженцы говорят без сомнений: за ополченцев. Против «единой Украины». Ее не хотят даже украинцы, живущие на Юго-Востоке. Ополченцы в отличие от фашистов не ведут себя по-бандитски. В магазинах им предлагают бесплатно продукты, но они всегда расплачиваются, не хотят и не могут выглядеть грабителями, которыми их выставляет лживая украинская пропаганда. Конечно, весь Юго-Восток живет надеждой на Россию. 

Автобусы с беженцами уходят трижды в неделю, но на них нужно записываться заранее.  За путь от Краматорска до Орла один человек должен заплатить 450 гривен. Зарплата учительницы начальных классов – менее двух тысяч гривен, то есть около шести тысяч рублей. Уезжают в основном женщины и дети. Мужчины и даже парни 18 лет идут в ополчение, чтобы сражаться с фашистами. Таких все больше.

Страх у фашистов растет. В Изюме автобус с беженцами проверяли особенно тщательно – там базируется украинская военщина. Всех мужчин вывели из автобуса, отобрали документы, сняли отпечатки пальцев. Люди уже начали волноваться, но нет, мужчин отпустили. Хотя всех заставили заполнить анкеты, указав данные паспортов и даже номера сотовых телефонов.

 Алексей и его мама мечтают о том, чтобы он учился в кадетском корпусе:

− Я хочу поступить к вам в кадетское училище. Если это станет возможным, то сбудется моя мечта. Возвращаться на Украину я не хочу. Учиться там негде. Что будет даже завтра, мы не знаем. Уверенности в том, что там все в ближайшее время наладится, нет. 

Сама Ирина и ее сестра ищут сейчас хотя бы временную работу.

Если кто-то может предложить беженцам работу или пожелает им помочь, просим оставить свой телефон или электронный адрес в рубрике «Обратная связь».

Фото: «Брянские новости». Ирина Самородова и ее сын Алексей