Как принять немцев и показать им брянскую душу

Они возвратились. Они ни разу не были в России, но возвратились −  Dirk Fleischmann und Andreas Blümig, он же Andy, Анди. Простые немцы из-под Мюнхена. Наша задача была сверхсложной – показать широту русской души и не опозорить Брянск.

В основном за душу отвечал Андрей Диомидов, но и мы, журналисты «Брянских новостей»,  не щадили своих сил. Андрея угораздило некогда влиться в полк «Сумасшедших дьяволов» − немецкого клуба байкеров. Добровольная  сдача части личного суверенитета влечет некоторые выгоды, а именно: возможность приезжать в ту страну, где тебя не знают, и быть принятым с родственными объятиями. Андрей уже не раз побывал в Германии у своих «дьяволов», мы тоже бывали, хотя и не в обществе летящей  на двух колесах силы. Тем не менее Дирка и Анди обняли, как родных. И как было не обнять, если юный Анди выглядел веселым русским казаком с черной бородкой, а сорокапятилетний Дирк –  средневековым рыцарем, только в очках. Зато облачение – длинный плащ, кожаные брюки и неизнашиваемые башмаки говорили о том, что ему подвластен любой крестовый поход.

Но Дирк не воин − он проектирует и строит фонтаны. Более того, он немного русский, точнее, советский, так как вырос в ГДР − Германской Демократической Республике. И даже запомнил со школы несколько русских слов. Из которых «Катьюша» было самым ласковым. Не та «Катюша», из которой на головы фашистов падали огненным дождем снаряды, а обыкновенная Катюша из кафе на «Партизанской поляне», милая девушка, которая выставила нам счет ровно на сто евро. Вернее, необыкновенная, так как гости сразу обратили внимание на ее миловидность и неплохой английский.

Андреас, он же Анди, работает в Германии автомехаником, и этот пролетарий  знает английский едва ли не лучше, чем немецкий. Мы не стали выяснять, зачем увеличивать в мире англосаксонскую популяцию, но просто радовались тому, что несколькими десятками слов из пяти-шести языков, включая итальянский и даже украинский, можно было вести самые утонченные беседы на все темы, начиная от особенности коробок DSG и заканчивая эстетическими принципами сооружения фонтанов. 

Вспоминаем «Особенности национальной охоты»:

− Кузьмич, ты что, финский усвоил?

 

− В смысле? 

 

− Ну, он же по-фински разговаривает. 

 

− Кто по-фински разговаривает?

 

− Ну, он же − финн! 

 

− Кто финн?

 

− Я!

У нас было так же. И особенно взаимопонимание спорилось после виски с колой. В некоторых эпизодах немцев было понять трудно. В том смысле, что водку пили чистой, а к виски зачем-то требовали коричневую американскую бурду. От растущей щедрости душевной мы разбавили жидкости пополам. Промахнулись. Оказалось, немецкое осязательное чувство требует особой пропорции – много американского и несколько капель шотландско-ирландской крепкой гордости. Можно было бы решить, что этот состав в наибольшей степени  соответствует крови нынешних жителей Германии, однако нас смущала водка. Ее безмятежное употребление делало Анди уже настолько казаком, что он начинал верить в свое новое происхождение. Картинка малоросса с горилкой и усами, которая висела на стене нашей корчмы, привела его в  родственный восторг: 

− Га-га!!

Но началось наше путешествие в Бежичах, где живет Андрей. Первый день службы народной дипломатии ему пришлось нести одному, потом уже подключились мы. Байкеры – народ восхитительный. Они ездят на двух колесах, а если садятся на четыре, то это автомобили размером чуть больше мотоцикла. У Дирка дома есть «Корса», а у Анди – более крупный «Лансер». Тратиться на дорогой немецкий автопром они не хотят. А в Брянск приехали, разумеется, на общественном транспорте – на неком автобусе южного направления, который притомил их. В Брянске началась свобода – и это слово на разных языках мы говорили друг другу потом часто.

Но за свободу кому-то надо было платить, потому, скажем честно, не всем журналистам удалось попробовать немецкий рецепт виски – среди нас были абсолютные трезвенники. Их мы и посадили за руль. 

− Эс ист унзэр аутобан, − сказали мы, когда автомобиль поднялся на бордовичскую горку и начал стучать по рвам брянского асфальта.

Гости засмеялись. Это был единственный эпизод национального позора, далее начались сплошь победоносные действия. Впрочем, одно комичное происшествие все же случилось, но оно касалось иностранного автопрома. Когда на обратном пути мы катили по Московскому проспекту, нас обогнала какая-то коробка, со всех сторон обмазанная и обклеенная так, что марку этого транспортного средства узнать было невозможно. 

− О! – с яростным хохотом заорал Анди, включая свою камеру, чтобы запечатлеть мастодонта. Всю произнесенную им веселую тираду мы перевести уже не успели. 

Едва немцы отсмеялись, как справа нас стал теснить «ЗиЛ» с дырявыми крыльями.

− Аутошрот, − сказал Дирк и нордически засмеялся.

Собственно, даже окружная дорога, по которой мы направлялись на Партизанскую поляну, выглядела не хуже, чем иные проселки в Германии. Гости смотрели по сторонам, пытаясь увидеть аэропорт, на который кивали мы, и осознать предназначение скворечников, или «туалэтов типа сортир» слева.

− Дачи! Дача! – пояснил, − Андрей.

 

− Дача! – повторили немцы.

 

− Огурцы-помидоры. Томаты, − еще яснее сказал по-русски Андрей.

 

− Ес, − со знанием крестьянского дела подтвердил Анди.

 

− Я, − еще определеннее выразился Дирк. 

Почему, в сущности, Партизанская поляна? Нет, позже мы покажем баварцам еще несколько брянских достопримечательностей. Но скажите  нам, положа руку на партийное сердце, а что еще можно показать в славном тысячелетнем граде или его окрестностях? «А вы бы им сказали, что фашисты все разрушили», −  сказала потом супруга одного из журналистов. Нет, номер не проходил, в Германии тоже многое разрушила война, а Дрезден союзники-колапроизводители вообще стерли с лица земли. Но города восстановили, а новые постройки не позорят их исторический облик, служа их продолжением.

Кто говорит, что патриотизм кончился? Ради патриотизма мы не повезли немцев в низину ужасающих катакомб пятого микрорайона, не потащили в трущобы Нового Городка, не завозили во дворы, которые стали теперь грязными и тесными строительными площадками. Природа – наше все. Лес спасал нас во время войны, его красота спасает брянский мир и сейчас. Поляна, танки и пушки, кафе, виски с колой, будь не ладна эта пропорция,  Катьюша – а потом мир был прекрасен независимо от пород деревьев, нас окружавших.

Андрей на Партизанской поляне был великолепным гидом. Становясь у стены, которая увековечила подвиг брянских партизан, сражавшихся с оккупантами, он добросовестно перечислял, сколько эшелонов лесные мстители пустили под откос, сколько самолетов и танков подбили. Мы наблюдали, всматривались в лица немцев. Что выскажут их чувства? Наверное, каждый год отнимает одну единицу народной памяти. Более семи десятков лет прошло – что может знать о войне Анди, которому лишь 21 год? Как может ее понимать, если Голливуд давно объяснил всему миру роль колы и гамбургеров в подвиге американского солдата? Но они все же понимали – чувствовали. Это было заметно по их лицам, в которых отражалась некоторая задумчивость, попытка вспомнить то, чего с ними не происходило, но что запечатлел гранит.

− Нет, о войне с немцами можно говорить свободно, − сказала потом сотрудница музея, куда мы зашли. – Неловко перед ними за то, что показываем зверства их предков? Нет, не они ведь воевали, не эти ребята.

На том и порешили. Обошли полукруг военной техники, Дирк по нашему велению повисел на стволе танка, чем сразу вызвал душевный подъем «секьюрити». Облаченный в черное охранник тут же ринулся  наводить порядок: «Иностранцы? У меня брат тоже в Германии живет, но надо ж…» Что было надо, немцы догадались раньше нас, потерев пальцы: «Ойро?»

− Ес, − радостно ответил Андрей, − Десять ойро − и хоть на голове стой.

Физиономия «секьюрити», на которой отпечатались по меньшей мере десять лет заключения в колонии строго режима, свидетельствовала, однако, что десятью евро свобода не покупалась – только одиннадцатью, а то и дюжиной.  

Мы не намеревались стоять вверх ногами на броне, потому отправились дальше. Что такое землянка, немцы понимали, видимо, не без труда, но на сосновых лапах посидели. После полумрака и холода уют кафе и душевное тепло Катьюши европейцев разморило очень быстро. Дирк вертел головой, оценивая проходивших русских красавиц, Анди подшучивал над ним, по-собачьи поджав руки и высунув язык. «Ему все равно – китаянка, русская…» − хохотал он. Но это была шутка, на самом деле все происходило благопристойно. И если Катьюша приняла приглашение посетить с нами вечерний ресторан, то непременно с двумя условиями: идет только вместе с подругой, а после международного общения нужно доставить их обеих домой. Так и вышло, народная дипломатия, укрепление интернациональных связей – превыше всего. Катьюша отстояла честь Брянска!

Делегации обменялись счетами и телефонами, и мы отправились, чтобы покорять немцев изящной архитектурой города Брянска.

− Где у вас старый город? − спросил Дирк, когда мы проезжали башни «Мелькрукка». − Что это?

 

− Брот, хлеб, − нашелся Андрей.

Очевидно, эти башни напомнили рыцарю Дирку средневековые замки. Предстояло решить, что же в Брянске относится к старому городу. Гранитный шар на бульваре Гагарина явно выкатывался из этого понятия. Поехали по улице Калинина, иные здания на которой появились в те времена, когда Россией правила соотечественница Дирка и Анди – Екатерина II. Ни восторга, ни разочарования у них не заметили. Ленина Дирк, которому в ГДР хорошо объяснили значение этой личности, узнал. Вождь проводил нас с невозмутимостью агента Германии. 

Но открывшийся перед нами Кафедральный собор вызвал восхищение Дирка-строителя:

− О-о!

Они потянулись за своими фотоаппаратами.

Знайте, земляки, собор отныне прошел европейскую экспертизу. Показывайте его всем гостям – гордитесь этой красотой!

На Покровской горе Дирк изумился, показывая рукой вокруг:

− Монумент, монумент… Зачем так много? Это же дорого!

 

− Да, гельд, − ответил ему Андрей. – Но это наша гордость. Мы − воины!

Александр Пересвет в знак согласия покачивал свадебными ленточками, привязанными к его отрезанному копью. Но знали б немцы, что мы не смогли защитить даже национального героя от своих варваров! Видели б они, каким обшарпанным стоит монумент перед памятником Пересвету! Впрочем, может, разглядели даже в сумерках.

Дирк заглянули под пузо коню Пересвета.

− Гросс? − умиленно спросил Анди и тут же засмеялся.

 

− Гросс, − ответил Дирк с профессионализмом скульптора.  

У пушек мы стали требовать от Дирка-строителя фонтан для Брянска. Дизайнер развел руки: всегда готов! А ведь идея! Давайте соберем деньги на этот фонтан – пусть гражданин Германии, когда-то пришедшей к нам с мечом, подарит Брянску немецкое искусство, утвердит наш мир! Пусть вместо разрушенного фонтана около зала «Дружба», засверкают струи вод, которые будут дарить радость!

Потом мы меняли валюту, потом был ресторан, где Катьюша с подругой показали широту женской половины русской души, остроумие и многие таланты. На следующий день была баня на улице со странным названием Красный Маяк. Немцам показывали раритетные пластинки с изображением все того же Ленина, объясняли особенности парилки, ныряния в снег, хорового пения, братания и вообще пути к счастью. Немцы держались молодцом – снесли все испытания вениками и адской жарой. 

− Крепкие ребята! – оценил Андрей.

Дирк на следующий день показывал на спине багровые рубцы от жестких веток и смеялся. 

Потом, сказать по правде, было нелегкое похмелье у наших гостей. Два длинных ряда разнородных бутылок украсили нишу на кухне дома, где ночевали гости.

− Что это? – изумились мы, когда приехали к  гостям вечером − накануне их отъезда в Германию.

 

− Немецкий завтрак, − пошутил Дирк.

Кстати, им совсем не понравилось голландское пиво, а вот брянский «Байкер» пришелся по вкусу. Катьюша, правда, не верила.

Мы показали им снимки с их русскими подвигами, они смеялись. 

Они сказали, что наконец-то побывали в свободной стране.

− Это у вас свобода, а не у нас, − сказали наши уже  точно ставшие родными немцы.

Мы не стали допытываться, в чем же суть русской свободы, но верили им, утомленным, изможденным после пяти дней жизни в Брянске, но все же счастливым.

Конечно, обнялись на прощание и сказали друг другу теплое и с грустинкой «ауф видерзеен». Приезжайте в свободную страну свободными людьми с добрыми помыслами – и тогда вам приоткроется русская душа.

Фото: «Брянские новости»