Путины развелись. Брянские родственники Людмилы Путиной в печали

Президент России Владимир Путин и Людмила Путина в четверг объявили о разводе после спектакля «Эсмеральда» в Большом Кремлевском дворце.

«Вся моя деятельность, вся работа связана с публичностью, с абсолютной публичностью. Кому-то это нравится, кому-то нет. Но есть люди, которые совершенно с этим не совместимы. Вот Людмила Александровна отстояла вахту, восемь лет, уже девять даже, девять лет. Так что, в общем, это общее решение», − сказал Владимир Путин каналу «Россия 24».

Людмила Путина добавила, что их брак закончился цивилизованным разводом. «Это действительно было нашим общим решением. И наш брак завершен в связи действительно с тем, что мы практически не видимся. Владимир Владимирович полностью погружен в работу, дети наши выросли, они живут каждый своей жизнью. В общем, так сложилось, что у каждого своя жизнь, и я действительно не люблю публичность. Мы навсегда останемся очень близкими людьми. Я благодарна Владимиру Владимировичу, что он меня поддерживает».

«Людмила Александровна сказала про детей, − продолжил Владимир Путин. − Мы их очень любим, мы ими гордимся очень, они у нас действительно выросли, у них складывается своя жизнь. Они, кстати говоря, и образование получили в России, и живут в России постоянно. И мы всегда и с Людмилой Александровной останемся очень близкими людьми. Уверен, всегда».

У Людмилы Путиной брянские корни. И ее родственники-брянцы, конечно, не обрадовались новости.

Многие годы ее ждали две тетки – Ульяна Аврамовна и Мария Аврамовна. Первая давно обосновалась в деревне Ковалево Стародубского района, другая – в деревне Юдиново Погарского района. В паре километров от Ковалева когда-то существовала еще одна деревня – Шняки. Отсюда и происходит род Шкребневых, отсюда и уехал после войны Александр Шкребнев – отец Людмилы Путиной.

В 2001 году на непримечательную деревню Шняки свалилась манна небесная. Тогдашний губернатор Юрий Лодкин готовился к приезду четы Путиных. Полагали, что Людмила Александровна пожелает побывать у своих теток и заехать в Шняки, где родился ее отец.

В церкви соседней деревни Балыкино маленькую Людмилу крестили. Кстати, церковь построили во времена Северной войны − в начале 18 века на месте более древней. Трехчастный храм относят к украинской архитектуре. В нем хранилась чудотворная икона «Балыкинская Богоматерь», относящаяся к 17 веку.

Сейчас перед Ивайтенками на шоссе Брянск – Гомель водители могут видеть указатель, на котором обозначены деревни Шняки и Ковалево. Этот указатель появился как раз в то время, когда брянские власти готовились к приезду если не чету Путиных, то хотя бы к визиту одной Людмилы. Чиновники не сомневались, что она приедет к теткам, которые к той поре уже написали невестке − матери Людмилы в Калининград. И в Шняки пошли колонны техники. Сюда от Ковалева решили срочно проложить асфальтовую дорогу. То, что произошло летом 2001 года, местные жители сравнивали с войной. Тихую деревушку, в которой оставались одни старики, подняли на дыбы. Единственную улицу искорежили бульдозеры, которые делали высоченную насыпь.

Ирина Трифоновна Шатуха, которая на краю своих Шняк прожила многие десятилетия, выйдя из дома за водой, оторопело остановилась, не в силах понять, куда ведут великую дорожную магистраль и что сделали с родной деревней:

– Это там колодец став? Ти другой они сделали? Ей Богу, не сказала б , что там колодец. Он был ближе. Не угадываю свое село. Здравствуй, Бурый! Не надо табе – во комиссаров веду? Что тут сделали – во не вылезу. Ну на что ж суды дорогу? Куды ж это дорогу делают?

Односельчанин Бурый, который походил своим одеянием на Плюшкина, тоже ничего не понимал и был совсем не расположен к беседам. Ему орда строителей и впрямь напомнила комиссарскую атаку на загоняемых в колхоз крестьян. Деревня, где тогда оставалось полтора десятка стариков, стонала от дорожной техники и десятков грузовиков, которые возили песок и щебень. Рубили и жгли кустарник, оцепивший хатки, поднимали колодцы, красили магазин, тянули провода. А напротив избушки Бурого поставили небольшой срубик в два венца и – диво дивное – столб с фонарем. Освещал тот фонарь пустырь, по весне какой-то рабсилой выкошенный. На пустыре водрузили привезенный из соседнего района кряж, на котором соорудили крышу и вырезали то ли белочек, то ли еще каких-то зверьков. На груди дуба, который приезжие строители с иронией назвали стелой, вырезали:

«Здесь жил отец Людмилы Путиной». «Стела» простояла недолго. Электрик Володя, искренне переживавший за репутацию российского президента, пояснял:

– Наш губернатор ездил на днях к Путину. Наверно, президент, сказал, чтоб не смешили Россию. Вот и убрали. Теперь вот дорогу в никуда ведут. О, тут так матюкаются, когда начальство приезжает! Линию не успеешь провести – переноси: здесь, говорят, площадь будет…

Нет, отец Людмилы Путиной жил, конечно, не на пустыре, как уверял дуб с белочками, а в обычной крестьянской избе вместе матерью и двумя сестрами. Отец погиб на войне. Ирина Трифоновна, которая хорошо помнила своего сверстника Александра Шкребнева, рассказывала, что люди они были «добрые и умные». После армейской службы Александр Аврамович уехал в Калининград, где и родилась Людмила. Но крестили ее в соседней со Шняками деревне Балыкино. Крестной матерью стала Ульяна Аврамовна Пуздрова – тетка.

До наступившего кошмара известности Ульяна Аврамовна одиноко жила в своем стареньком домишке в селе Ковалеве неподалеку от родных Шняк. Жила и даже не подозревала, что племянница, которая когда-то резвилась в ее хатке, уже президентша. С невесткой Катей, матерью Людмилы Путиной, переписывались когда-то часто: «Катя мне про своих детей сообщала, а я ей про своих». Последнее послание из Калининграда пришло в середине девяностых годов после страшной автомобильной катастрофы, в которую попала Людмила Путина. Потом уже ни единой весточки не долетало, и Ульяна Аврамовна ничего не ведала о своей племяннице.

Когда же Путина избрали президентом России и в Ковалево принесли газету, в которой была напечатана заметка о его жене, у Ульяны Аврамовны задрожали руки: все совпадает – и отчество, и девичья фамилия! Неужели племянница? Отправила в Калининград письмо, а Екатерина Тихоновна Шкребнева ответила: «Уля, что ты пишешь за Люду, то ты права, все правильно. Это моя дочь…»

С той поры и лишилась Ульяна Аврамовна покоя. Стала ждать крестную дочь в гости, бутылочку купила и конфет, к вестям разным прислушивалась – может, кто подтвердит, что Людмила собирается навестить родину отца. Но племянница не ехала, зато беспрестанно принялись тормошить венценосную тетку соседи и чиновники. Каждый желал получить свое.

Ульяна Аврамовна за свою жизнь ничего не просила у государства – только бы детей не трогали да дышать разрешали. А тут односельчане в осаду взяли: газа в Ковалеве нет, дороги плохие, на кладбище через старый мостик не проедешь, колеса повозки вязнут – много нужд у деревни. Но просить не пришлось. Чуткие чиновничьи ноздри уловили что-то свое в атмосфере возможного визита жены президента. И началось великое потемкинское строительство. Потемкинское – по отношению к сотням других брянских деревень, куда уже никогда не протянут новые дороги или газовые трубы, потому что они вымерли или вымирают, потому что за год в Брянской области стирается с земли целый район.

А по Ковалеву загрохотали грузовики с асфальтом, околицу с оборонительной спешностью изрезали траншеями для газовых труб, деревянный мостик снесли и вместо него в два счета соорудили бетонный, кладбищенскую ограду заменили и покрасили, проложили тротуары и даже зачем-то дорогу к водонапорной башне, обвязали новыми срубами колодцы, построили детский городок, огородили стадион, вход на который украсили новыми деревянными воротами. Сто лет строиться бы Ковалеву до такой благости, если бы не усердие властей. Сам тогдашний первый заместитель губернатора Петр Оненко почти еженедельно приезжал в отдаленную деревню, чтобы подстегнуть строителей. А они замах сделали не по силам.

Накануне холодов еще не подключили к теплу школу. Развалили бабушки печки, понадеявшись на газ, но тоже тряслись в своих хатках, потому что не успевали строители охватить все разом. В Шняках плакала семидесятишестилетняя старуха, которой отрезали путь к колодцу высокой дорожной насыпью. Ирина Трифоновна Шатуха поддела как-то главу Стародубской администрации, когда он приехал осматривать обновленную деревню:

– Пошли, комиссар, в мой переулок, там крестный Путиной живет. Вот приедет она – ты ее на руках понесешь по грязи? Или я ей свои чоботы дам?

Магазинчик в Шняках тоже покрасили и навезли столько товара туда, что пятнадцать стариков за год все это не съели бы. Но переулки и маргинальные бабушки опять не дождались благодетелей. Ульяне Аврамовне, правда, повезло больше, ей и домик выкрасили, и газ подвели. Но уже радость ее гасла в тревожном гадании: приедет – не приедет племянница? Истомилась крестная, а вестей все не было.

В Юдинове жила другая тетя Путиной − Мария Аврамовна Халецкая, в девичестве Шкребнева. Она тоже не узнала взрослую племянницу, когда ее стали показывать по телевизору. Написала тогда письмо Уле, спрашивала ее , знает ли она о президентше. Мария Аврамовна родилась в 1925 году, была учительницей.

В результате кропотливой работы брянский краевед Яков Соколов насчитал в Брянской области два десятка Шкребневых. Возможно, все они находятся в родстве с женой президента Владимира Путина.

Самих Шняк, по сути, уже не осталось. Еще пять лет назад здесь доживала пара старух да старик, которого намеревался забрать сын. Дом Бурого сгорел, другие тоже растащили. Пустырь, где когда-то водрузили «стелу», снова зарос. «Президентская» дорога, конечно, тоже рассыпалась. Во всем – «мерзость запустения». Если бы Людмила Путина все же надумала приехать в родные места своего отца, вряд ли бы она что-то здесь нашла. Разве что давние рассказы о роде Шкребневых да тоску стародубских пейзажей.

Ульяну Аврамовну пригласили к себе на житье родственники. Мария Аврамовна Халецкая ушла из жизни больше трех лет назад…