Узник концлагеря рассказал об ужасах занятого немцами Брянска

Живущий в Кургане Владимир Сахаров, кавалер ордена Ленина, заслуженный машиностроитель России рассказал в «Литературной газете» о том, как его семья пережила ужасы фашистской оккупации в Брянске. 

Ждали эвакуации в полной готовности, сидя на узелках, но машина так и не пришла. Завыла сирена, начались, пожары. Это наши, оставляя город, взрывали объекты. Дня три была тишина, потом мы увидели идущих по улице немцев. Мама и мы, пятеро детей, стояли у калитки. Не буду описывать все «прелести» жизни в оккупации. Овраги Брянска были все в ямах с расстрелянными нашими людьми. В 1943 году немцы забрали меня в концлагерь, а мне было всего 12 лет.

Оккупация

За что меня забрали? Очевидно, много «наследил».

В Брянске, отходя, наши оставляли в подполье крутых ребят, в этой группе был и мой двоюродный брат Севир (мать эстонка). В сложившейся обстановке надо было как-то выживать, и он стал сапожничать. А рядом с нашим домом была немецкая сапожная мастерская, мы с родным братом ходили туда пилить дрова. На полке в мастерской я заметил добротные подмётки и сказал об этом Севиру. Он попросил меня «взять» несколько штук. Немцы это заметили и перестали пускать меня на двор.

А однажды Севир показал мне патрон (очевидно, от ТТ) и сказал, что надо «достать» такие же. Недалеко от нашего дома была старинная липовая роща, в которой немцы на день прятали свои машины (перемещались они колоннами только ночью). Вот мы с моим дружком Колей Ляпичевым и отправились на «охоту». Дождались, когда часовой пошёл к концу колонны и залезли в кузов машины, но ящиков с патронами там не оказалось. Когда часовой прошёл мимо нас и начал удаляться, выпрыгнули из машины, но рядом уже стоял жандарм. Это был местный «участковый», у жандарма на груди на цепи висел полумесяц, на котором было написано «Фельджандарми» (полевая жандармерия). Он схватил нас за уши и потащил из рощи, предварительно обругав часового. Очевидно, он решил, что мы искали пищу. У картофельного поля он выхватил пистолет и закричал, чтобы мы бежали. Обычно они стреляли в спину, поэтому мы стояли как вкопанные, пока я не получил удар кованым сапогом под зад. За несколько секунд мы перебежали это поле. Жандарм не стрелял, но долго грозил пистолетом.

В третий раз я прокололся, когда попался с лыжами. Сразу после оккупации комендант города издал приказ: сдать оружие, радиоприёмники, лыжи и др. За невыполнение – расстрел. У нас были плохенькие лыжи, но мы с братом решили их сохранить и спрятали. В феврале 1942 года заиграло солнце, снега много было, и мы о приказе забыли. Человек 15, мал-мала меньше, ринулись в овраг, сделали трамплин, катались и резвились. Недалеко от оврага была колония, а рядом стояла часть СС. Из колонии наших вели к оврагу и расстреливали. Мы услышали лай собак и увидели немцев с автоматами. Нас погнали ближе к яме с застреленными, построили, лыжи отняли и кричат: «Пошли»! Я дёрнул вниз, за мной остальные. Когда были в Брянске, я показывал семье это место. Через овраг они перебирались минут 10, а мы перескочили за секунды. Очевидно, за эти проколы меня и забрали в лагерь.

Лагерная жизнь

Лагерь располагался на окраине Минска, на старом кладбище. Два ряда колючки под током, заминированная зона, вышки с охраной, две виселицы на плацу. За любое неповиновение сильно били, особенно отличался охранник Шпиц. Комендантом лагеря был гауптман Гиль, запомнил его красную рожу. Для нас устраивали показательные казни. Однажды нас выгнали на плац, приехала машина с двумя мужчинами, немцы их, обессиленных, подняли к виселице и накинули на них петли. Объявили нам, что это партизаны, убежавшие из нашего лагеря.

Гоняли нас на работу под охраной собак и автоматчиков. На полигон по изготовлению железобетонных блоков мы на вагонетках подвозили цемент, песок, клали арматуру, готовили раствор и заливали формы. Рядом работала техника, на которой было написано: «фирма Бормана». Так нашим тяжёлым трудом пополнялась партийная казна фашистов.

Был июль 1944 года. Наша армия завершала операцию «Багратион» и закрывала «Минский котёл». Убегая, немцы погнали заключённых на Запад, прикрывая нашей колонной свои отступающие войска. Бежали они быстро и широким фронтом.

Запомнил на всю жизнь: была прекрасная июльская погода, после крутого подъёма мы вошли в зелёный с белыми домиками городок, потом узнали, что это были Столбцы. Через несколько минут не стало ни охраны, ни собак. Мы опешили и замерли. Я посмотрел направо, увидел насыпь, а под ней огромную трубу и рванул туда. Труба оказалась диаметром более полутора метров. Потом мне рассказали, что эта насыпь осталась от недостроенной железной дороги и моста через реку Неман. В трубу набилось много народу, в том числе местного.

Ночь провели без воды и пищи. Утром выглянул и увидел пшеничное поле, три больших дома и «журавля» у колодца. Пошёл за водой, а, возвращаясь, увидел над обрывом вышку с часовым. Ёкнуло моё сердечко – только из лагеря и опять в лагерь? Оглядываюсь и вижу: с обрыва гуськом спускаются немцы, человек сто. Прошли близко, худые, заросшие, но воду не отобрали. Так вдоль поля и пошли. Потом узнал, наши перешли «Неман» и замкнули «котёл».

На другое утро со стороны поля услышали голоса – это были наши. Когда рассказываю об этом эпизоде, у меня на глазах появляются слёзы. Вот и сейчас на глазах слёзы. Мы стали махать белой тряпкой. Подошёл полковник, он был как с картины – красавец, коренастый, крепкий, усики, а рядом автоматчик в плащ-палатке. Спросил: «Кто такие»? и предупре¬дил, чтобы ночью ушли в глубь трубы, так как здесь будет бой. Немцы могут начать прорываться из окружения.

Часов в 11 ночи началось. За войну много пришлось побывать и под бомбёжками, и под обстрелами, но такого страху не испытывал. Бой шёл и над трубой. Били «катюши», кричали наши и немцы. К утру всё стихло. Вышел посмотреть. Хлебное поле всё чёрное, подбитые танки, бронемашины, кругом трупы, немцев убитых гораздо больше. В немецкой бронемашине набрал еды. Пошёл посмотреть городок, но его уже не было. Все дома разрушены и сожжены. Наши солдаты на попутных машинах привезли меня в Брянск, который был освобождён 17 сентября 1943 года. Потом были учёба в ремесленном училище, вечерняя школа, институт, Курган и родной машзавод.

День Победы запомнился на всю жизнь. В четыре часа утра разбудил пьяный мужчина, который шёл по улице и горланил «Широка страна моя родная». Побежал в училище, там в общаге летали подушки, пух и перья – это был салют Победе. Днём в городе прошёл парад, и мне доверили нести знамя училища.

Избавь нас, Боже, от войн! Да здравствует наша Победа!