Отошла ко Господу настоятельница Николо-Одрина монастыря игумения Мариам

Отошла ко Господу почетная настоятельница Карачевского Николо-Одрина женского монастыря игумения Мариам (Шагарова).

Она стояла у истоков возрождения обители, основанной в начале XV века на месте явления чудотворной иконы Святителя Николая. Монастырь был открыт на месте разрушенной обители 22 мая 1995 года. Настоятельницей назначили игумению Мариам, которая приобрела известность не только среди жителей Брянской области.

Ей недавно исполнилось 89 лет. 

В январе 2018 года в Брянской областной научной универсальной библиотеке имени Ф. И. Тютчева представили книгу Галины Вереиной «Беседы с матушкой Мариам». Тогда же Правящий Архиерей поздравил почетную настоятельницу и преподнес в дар матушке икону Небесного покровителя Брянского края Преподобного благоверного князя Олега Брянского и подарил букет белых роз.

Пустынь расположена за древним городом Карачевом. Она и нынче скрыта от глаз людских, а семьсот лет назад, должно быть, казалась краем света, но была началом света православного. Речка отрезала путь вспять. Она бурлила еще тогда, когда впервые после разрухи здесь поселился отец Макарий в надежде положить начало возрождению Николо-Одринского монастыря. Вторым человеком, скрывшимся в разрушенных стенах от мирской суеты, стала  игуменья Мариам, вначале просто мать Мариам. В половодье, чтобы добраться до ближайшего селения, брала лодку и гребла к противоположному берегу. Без мира не обойтись, там рабочая сила, а без нее двум пожилым людям не поднять руин. Несколько веков иным развалинам. Здания стояли до прихода большевиков, которые начали взрывать старые стены. Уже в новые времена из КГБ прислали документ – историю мучений одного из игуменов. Семидесятилетнего старца сослали в Архангельскую область из-за того, что после разгрома монастыря собирал в Карачеве братию и проповедовал о любви и долготерпении. Золото разворовали на какие-то революционные нужды.

Мать Мариам всю жизнь портняжного ремесла держалась. От веры, следуя родительскому слову, не отступала, даже повенчались с мужем, когда обряд приравнивался большевиками к подрыву основ. Окна ставнями закрыли, двери заперли – и тайно провели венчание. Пока не поднялись разрушенные монастырские стены, единственной защитой обители была речка. Но ограда понадобилась. Требовалось, кроме того, восстановить  храм,  дом игумена, трапезную, возвести крышу над кельями. Прежде Николо-Одринский был монастырем мужским, а возрождался как женский. Даже с появлением  монахинь силенок не хватало. Пришлось матери Мариам, которую епархия назначила настоятельницей обители, в начальную пору побираться вместе с первыми сестрами обители возле рынков и вокзалов. Гроши соскребли, а потом пошли с поклоном к богатым людям. Время было лживое, народ как раз горел на финансовых пирамидах, а вот монахиням верили, и какие-то средства удалось собрать.

Первым делом возмечтали восстановить небольшую церковь в здании, где прежде ютилась братия. О том, чтобы поднять из праха храм, стоявший посреди монастыря, и не помышляли. В нем, говорят, по пять тысяч человек вмещалось. Пришли в монастырь мужики-строители, верой не просветленные, принялись церковь и кельи поднимать. Но воровали и обманывали настоятельницу. 

– В монастыре скорбей не воз, а целый обоз, − с доброй и печальной улыбкой говорила мать Мариам. – Прощала им все.

На всепрощении церковь и поставили, молиться стали, а молитву, признавались благотворители, они сразу почувствовали. На добре добро произросло. Потянулись, услышав о далекой обители, страждущие. Сначала одна, потом другая. Мать Марфа, полковница из Москвы, явилась, когда ей стукнуло восемьдесят два:

– Возьми меня, мать Мариам.

– Ну куда ж я тебя возьму в таком возрасте?

– А я трудиться буду.

И трудилась день и ночь на удивление молодым, псалтырь читала. 

В шесть часов встают сестры, а летом – в пять. Сначала правила монашеские, потом акафист читают, с восьми литургия начинается и все идут на послушание. В полдень – трапеза под низкими сводами. После часового отдыха – снова послушания до самой вечерни. Потом еще одна трапеза, после которой начинаются предночные правила. В десять вечера расходятся по кельям – обычные комнаты с кроватью и столиком. Здесь уже каждый может творить свою молитву сколько угодно.

– Духовная жизнь сложна, не всякий может выдержать суровых испытаний, например, отшельничества, – говорила игуменья. – У нас в стране то все в безбожниках ходили, а то кинулись поклоны бить или истязать себя постом. Здоровье не выдерживает, иные умом повреждаются. А надобно быть здоровым и трудиться. Главная доблесть – рассуждение. Пусть не ждет народ добра, пока не покается. И пока Ленина не захоронят. Нынче миллионы стоят со свечами, но многие среди них фарисеи.

Проповедь, но с мягкой и доброй улыбкой. И нехотя замечалось, как светлели лица монахинь, проходивших мимо настоятельницы и кланявшихся ей. Мать Мариам с любовью называла их всех своими детьми. А монастырь – зеркалом души. 

Фото: «Брянские новости»