Вспомним Победителей поимённо: Мяличев Владимир Ефимович

«Брянские новости» продолжают публиковать материалы, посвящённые воинам, приближавшим Великую Победу.

«Мне всегда очень хотелось узнать побольше о войне. Дедушка не любил рассказывать. Только 9 мая, после фронтовых ста граммов, уже ближе к вечеру, можно было надеяться, зарывшись дедушке подмышку, на короткий рассказ… Почему короткий?  А потому что эмоции захлестывали его, боевая контузия давала о себе знать. Он начинал заикаться, задавливая накатывающиеся слёзы, его руки тряслись, и бабушка прекращала посиделки, отправляя нас спать… 

« − Дедушка, а страшно было на войне?»

− «Конечно, страшно, детка. Не верь тому, кто скажет, что это не страшно.  Значит, этот человек не видел войны. Правда, когда я попал на фронт, еще совсем «зеленый» был, мальчишка семнадцатилетний. Злой был после оккупации-то, насмотрелся на зверства и бесчинства, которые фашисты творили у нас.  Наш народ ведь рабом у них был.  Со скотом так не обращаются, как они с нами.  Захотели в морду плюнули, захотели − забрали, что нравится, приказали – встань и сделай, что сказано, иначе в расход.  И ведь не взбунтуешься, когда у тебя дома мал мала меньше. И их убьют − глазом не моргнут. Это хорошо, если просто пристрелят, а то горючим каким обольют и глядеть со стороны заставят.  Или еще чего хлеще удумают.  Только и один выход − голову опустить пониже, зубы стиснуть покрепче и терпеть».

Из рассказа дедушкиной сестры − Марии Ефимовны Мяличевой:

«Отходя, фашисты выгребали все подчистую из домов, жгли, скот угоняли или расстреливали на месте.  Зашли к нам.  У нас оставалась свинья.  Курей всех поели немцы, корову давно угнали.  Заскочивший фашист хотел застрелить её, а мама встала межу ним и животиной, а мы, дети, вокруг.  Он показывает: застрелю-де и тебя, и детей, и свинью!  А мама ему: «Стреляй!  Все равно с голоду помрём все! Стреляй!»  Мы прижались к маме, страшно….  А он постоял, поглядел на нас, понял, видно, плюнул и вышел…  Может своих вспомнил?…  Так эта свинья выручила нас и соседей. Долго мы её ели».

«Когда погнали фашистов с Брянщины, мне еще 17-ти не исполнилось.  В сначала не хотели писать справку, что я 1925 года рождения, а не 1926.  Говорят: «Это подлог!»  А я говорю: «Батя воюет, брат тоже!  Не бойтесь, я никогда ни на кого не укажу, если наказывать станут за этот подлог!  Мне нужно! Я их зубами рвать же буду за всё, что они тут творили, пока хозяйничали у нас!» 5 августа 1943 года отправили меня сначала в учебку.  А 15 октября 1943 года начался мой боевой путь.  Я сначала как в «войнушку» играл.  «Ура! За Родину! За Сталина!» −  и вперёд под пули бежал!  Не осознавал ещё, что если убьют, то по-настоящему.  Да и не думал об этом, ведь злость и ярость еще в жилах играли сильно.  А когда однажды сидели в окопе с товарищем, начался бой.  Поднялись: «Ура! Вперед!» Побежали!  Не знаю, сколько прошло времени.  И так пересохло в горле у меня, захотелось пить, аж не продохнуть!  Увидел лужицу, присел напиться.  Скорее, не оглядываясь, стрельба ведь кругом!  Утолил жажду подымаю голову, а рядом с лужицей-то товарищ мой, с которым сейчас в окопе шутили, убитый лежит…  Вот после этого случая, потихоньку стало доходить до меня, что и я могу так же, как и он, возле лужицы-то лежать, стеклянными глазами в небо глядеть, а ведь мне всего семнадцать да и дома мамка с бабушкой престарелой, да четырьмя браточками и сестрицей, брата с батей не было уже в живых…  А потом наверное эта мысль о них меня подымала из окопа, заставляла бежать на фашиста и рвать его еще яростнее, чтобы ни одного на нашей земле не осталось!  Вооружение было у нас тоже «богатое».  Кто с чем бежал, с ножами, с лопатами.  Один бежит с винтовкой, а другой следом с патронами!  Первого немца в рукопашной убил.

Недолго мне пришлось с начала повоевать.  В ноябре 1943 года, когда шли в атаку, я оказался между двумя разорвавшимися снарядами.  Иначе, как чудом, не могу назвать то, что уцелел.  Окажись бы я на шаг вправо или влево – разорвало бы!  А так − только контузило и ноги перебило.  Очнулся в медсанбате.  Лежу, глазами хлопаю.  Ничего не слышу, сказать ничего не могу, ног не чувствую.  Думаю: «Всё, отвоевался!  А ведь мне еще и 18 нет!»  Так стало обидно, кричать захотелось, а не можется! Прошло несколько дней, отошли пробки, пошла кровь из ушей и страшная боль.  Слух вернулся.  Сказать толком ничего не мог ещё. Пока лежал безмолвный и глухой, началось сильное нагноение ран на ногах.  Меня отправили в тыл в госпиталь на ампутацию нижних конечностей.  Снова большим везением оказалось, что дорога в госпиталь проходила недалеко от моей родной деревни Житня, Почепского района. Как смогли с товарищами уговорили санитарочку завезти меня домой.  Сам только на пальцах толком мог объясниться.  «Какая разница! Отрежут ноги – спишут.  А у меня бабушка – травница, она на ноги меня поставит!  Я вернусь еще в строй!  Помоги!»  Ночью подвезли на машине к родной хате.  Мои испугались донельзя!  Всяко по ночам могло произойти.  И бандиты, и недобитки, и, кто хочешь, шастали.  Так вот глядят мои в промерзшее окно, а там белый силуэт. Кто это – не разглядеть!  Бабушка моя говорит домашним: «Вооружайтесь, кто чем может, а я отворять двери пойду.  Если душегубы это и меня убьют – не страшно, я уже старая. А вы защищайтесь» А тут радость им нечаянная.  Хоть и калеченного, но живого меня привезли. Бабушка принялась меня лечить. Всё приговаривала: «Только, деточка, нам до весны дотянуть.  Пойдет едкий лютик, и мы все вылечим, внучок!»  Этим лютиком она и спасла мои ноги.  Правда, ходить практически заново пришлось учиться.

В начале мая 1944 года я вернулся в строй.  Первую награду получил в бою за деревню Осово, Люценского района, Латвийской ССР 21 июля 1944 года». 

Рядового Владимира Мяличева наградили за то, что он в бою за деревню  одним из первых ворвался в немецкие траншеи, увлекая за собой остальных бойцов подразделения, тем самым проявил отвагу и мужество.

«Еще случай был. Под Берлином уже.  Я помощником командира взвода был тогда.  Одному бойцу из нашего взвода пришла весть, что нет больше у него семьи.  Ни родителей престарелых, ни жены, ни детей больше нет.  Худо ему стало.  Не ожидали от него. Вроде ушел тихий такой, а потом сообщили, что он с автоматом забежал в жилой дом и по мирным стреляет.  Мы туда. А он помутился рассудком видать, никого слушать не хочет. Кричит благим матом – положу всех.  И в нас палит, и во всё живое, в собак, в кошек.  Долго уговаривали его больше часа.  Пока не подкрались и не скрутили.  Его отправили домой, комиссовали.  А нас с командиром взвода чуть под трибунал не отдали, что не доглядели.  Повезло, что наступление стремительное было.  Так и пронесло. 

О союзниках тебе рассказать? А союзники ли это были? В Берлине уже их видел, когда они холеные ходили нам руки жали.  Я тебе расскажу, что своими глазами видел.  Был бой,  крепкий у реки *** (Будучи юной ещё, была уверена, что запомню всё слово в слово, что рассказывает дедушка, а надо было записывать. Название реки не помню − авт.)  Крепко же нас фашист прижимал.  Из последних сих бились фашисты видать, отчаянно.  Так вот давили нас люто.  А в это время американцы стояли на другом берегу реки.  Их невооруженным взглядом было видно.  Они нас не просто видели, но и в бинокли разглядывали − как в театре, видать. Но даже пальцем не шевельнули, чтоб поддержать. Хотя и техника была у них, и вооружение.  Стояли, ждали и смотрели – кто кого».

Вторую боевую награду дедушка получил за бои на вражеской территории, будучи уже старшим сержантом. В уличных боях в Берлине ему была поставлена задача − очистить четыре дома, где находились немецкие автоматчики и фаустники. Сообщив взводу о поставленной им задаче, он пошёл вместе с взводом выполнять её. Ворвавшись в дом, мгновенно бросился в подвал, откуда велся огонь. Броском гранаты убил шестерых гитлеровцев, а пятерых, среди которых был офицер, взял в плен. При взятии рейхстага он опять отличился  и был удостоен ордена «Красная Звезда».

«В Берлине был случай тоже. Зашли в дом. А там женщина с ребёнком, испуганная такая, немка. А девочка, дочка, у нее такая ладненькая, на сестрицу мою в детстве похожая! Светловолосая, кудряшки такие!  Я её на руки взял и подкинуть играючи попытался. Как эта женщина вскрикнет!  Кинулась ко мне. Я ей ребёнка передал, извиняться начал –играю просто, не волнуйся!  Она схватила дочку, прижала к себе и зыркает на меня исподлобья.  Так мне не по себе стало.  Оставил на столе кусок сахара, что в кармане лежал, и вышел быстро.  Видно, что она там зверей ждала в лице советского солдата».

В школьные годы, до войны, дедушка делал большие успехи в учении.  Имел каллиграфический почерк.  Когда вернулся с Победой домой, перед ним открывалось большое  будущее. Он с легкостью, без экзаменов даже, мог поступить в университет и получить блестящее образование. Но тут перед кем-то встал бы выбор – образование и карьера или мама, бабушка и младшие братья и сестра, прозрачные от голода.  Для дедушки не стояло выбора. Формулировка однозначная – проклятая война: если б не она, все было бы по-другому. Свой шанс на получение высшего образования он передал младшему брату Василию, который тоже собирался оставить учёбу и работать, помогать кормить семью. Насилу договорились, придя к соглашению, что хоть кто-то из семьи не должен упустить шанс «выбиться в люди». 

«Если б не Володя, помёрли б мы все с голоду…» −  говорили младшие его братья и сестрица.

Потом была целина.  Боевой офицер, ветеран войны, разве омог не быть в первых рядах?  Привез свою семью, жену и четверых деток в казахстанскую степь.
«Едем, едем, а вокруг ни деревца, только снег метет… Потом остановились – ну, чисто поле ж! Подъехали к дому. Вышли с одними чемоданчиками.  Контейнер с остальными вещами еще был в пути.  Я села на чемоданы и заплакала.  Из брянских лесов меня в чистую степь привез, дом еще пустой совсем. Всё по-другому…» – рассказывала бабушка, Александра Павловна. − А он мне говорит – ну, чего ты плачешь? Заживем!».

Это было в начале девяностых годов – я ещё училась в школе. Во время Парада Победы начался дождь. Все стали прятаться от ливня. Кто под деревья, кто под зонты, кто-то побежал искать укрытия в ближайших помещениях. Когда нас учительница собрала под большим деревом, чтоб мы не промокли насквозь, суматоха утихла, я обратила внимание, что ветераны, как стояли шеренгой, так и стоят. Тут люди стали нести им зонты, какие-то куртки, но они отказывались и продолжили стоять под льющимся, как из ведра, ледяным дождем! Седовласые, кто-то с палочками… 

Ливень прекратился так же быстро, как и начался.  Парад продолжился.  Выглянуло солнышко.  Потом были гуляния, концерт, полевая кухня.  После парада вся наша большая семья все дети, внуки, по традиции собирались у дедули и бабули дома отмечать Великую Победу!  Пока готовили стол, я рассказывала бабушке с широко открытыми глазами, изумленная: «Бабуль, ты не представляешь себе!  Полил такой дождь!  Такие капли огромные, тяжелые!  Казалось, что град просто сыплет!  Больно так было!  И лил, как из ведра просто! Все разбегались, а ветераны, бабуль, они даже не шелохнулись!  Они, как стояли строем, так и не двигались даже!  Взрослые мужики разбегались, а старички стояли!….». Я долго тараторила, рассказывала, удивлялась, рядом были другие внуки, которые кивали в такт мне: «ты представляешь!», «у них пиджаки все сразу стали мокрые!», «со шляпы аж бежала вода у другого дедушки!», « а наш вообще стоял без шляпы!»…  Бабушка молча слушала нас, а потом сказала: «Деточки, они ВОЙНУ прошли, что им какой-то весенний дождик!….»  Глаза её заблестели… 

Бабушка два года прожила в оккупации.  Она никогда не плакала.  Один раз в своей жизни я видела, как она плачет. Это был день, когда дедушка умер. 23 марта 1999 года…..».

Светлана Васильевна Черныш, внучка героя войны.