Дело Диденко: троих свидетелей заподозрили во лжи, следователя – в подтасовке

Скандальным вышло очередное заседание по делу о гибели Кирилла Диденко, прошедшее 7 августа.

На процессе допросили бригаду рабочих, обслуживавших злополучный коллектор − слесарей горводоканала Сергея Иващенко и Сергея Раньжева, а также их мастера Александра Богатова.

Суд усомнился в том, что они говорят правду – уж слишком резко расходились их показания со сказанным ими же на допросах во время следствия.

Все трое вели себя на суде по-разному. Впрочем, обо всём по порядку.

Первым вызвали Иващенко. Показания из слесаря приходилось вытягивать едва ли не клещами. Гособвинитель Софья Анохина расспрашивала его об аварии на том же участке коллектора в апреле 2011-го – тогда, напомним, произошла просадка грунта и часть коллекторной трубы пришлось менять на новую.

− Труба там была вроде бы в нормальном состоянии, но мне приказали разбить её кувалдой и поставить новую – я сделал, − заявил Иващенко.

Говорил он с явной неохотой и постоянно огрызался. «Не помню», «Не могу сказать», «Да откуда я знаю?» − вот его ответы на большинство вопросов.

Когда речь зашла о январской трагедии, Иващенко сообщил, что 8 января на месте провала не находился, его смена была на следующие сутки. Однако ранее следователю он говорил, что к коллектору его вызывали именно 8 января.

Помимо этого, в его прежних (их на процессе огласила прокурор) и нынешних показаниях суд обнаружил немало расхождений вплоть до того, что состояние аварийного коллектора Иващенко тогда и сейчас описывал по-разному.

− Такое впечатление, что он боится давать показания, −  сделал вывод судья Борлаков.

− Чего это я боюсь? – взвился слесарь. − То, что я говорил тогда, я говорю и сейчас.

− Я вижу в материалах дела, что тогда вы говорили совсем другое. Вы мне объясните: те показания, что вы давали прежде, озвученные сейчас прокурором, соответствуют действительности?

− Нет.

− Что «нет»?

− А что там соответствует?

− Это я вас спрашиваю.

− Не знаю. Говорю как есть. Когда мне следователь протянул протокол, я не читал – расписался и всё.

Потом вызвали напарника Иващенко – Сергея Раньжева. Тот, приготовившись давать показания, навалился на трибуну.

− Встаньте нормально, свидетель, или так устали, что стоять не можете? – возмутился судья.

Раньжеву задавали те же вопросы, что и его коллеге. И вновь та же история – существенные противоречия в показаниях, поразительным образом совпадающие с расхождениями в словах Иващенко.

Дальше – ещё интереснее.  Когда  слесарю стали зачитывать сказанное им на следствии, он заявил… будто ничего подобного следователю не говорил.

− Это как понимать? Здесь ваша подпись под показаниями? − удивилась Анохина.

− Почерк не мой, роспись моя, − напустил туману Раньжев. – Давайте что-нибудь напишу – вы сравните.

− Вы хоть читали протокол, прежде чем расписаться?

− Читал.

− Там правда?

− Пятьдесят на пятьдесят.

− А что неправда?

− Я толком не читал, у меня руки тогда были грязные. Глянул начало и середину, что в конце – не знаю.

− Поясните суду, почему о состоянии коллектора в 2011 и 2012 годах вы говорили следователю одно, а нам − совершенно иное.  Там вы указали −   в 2011-м на аварийном участке коллектора не было верхней части трубы, теперь ведёте речь о незначительной трещинке.

− Почему другое? Год прошёл. Говорю я сейчас то же самое, − продолжал гнуть своё свидетель.

− Да другое вы сейчас говорите! – вновь не выдержал судья. – Всё это наводит на определённые мысли…

Тут поднялся адвокат  Панова Дмитрий Добровольский:

− Я сравниваю показания этих двух свидетелей. Тут всё одинаково, вплоть до последнего слова, до запятой! Ну такого же просто не может быть! Это люди разного возраста, с разным опытом. Так не бывает!

− Похоже, придётся вызывать следователя и задавать вопросы ему, − заметил Борлаков и обратился к Раньжеву: − Вас вызовут повторно. Кто писал протокол и кто его подписывал – встретитесь лицом к лицу.

Ещё больше путаницы внесло появление третьего свидетеля – мастера ремонтной бригады Александра Богатова. Мужчину заметно трясло. Он сразу заявил – не уверен, что его показания на допросе можно считать правдивыми: мол, следователь такие вопросы ему задавал, что окончательно запутал, а сам он, Богатов, находился в шоке от произошедшего.

− Вас допрашивали уже весной, а вы говорите, что были в шоке, − заметила Анохина.

− Так я и сейчас в шоке. Для меня вызов в суд – сильнейший стресс.

История повторилась уже в третий раз, превращая процесс в фарс: прежние показания Богатова, зачитанные гособвинителем, ну никак не стыковались с тем, что мастер говорил теперь. Они, между прочим, снова чудеснейшим образом буква в букву совпадали с показаниями двух слесарей, будто ксерокопия к них.

Не бригада, а просто-таки сборная по синхронному плаванию в дебрях закона!

Правда, Богатов не отрицал своего приезда к месту трагедии вечером того же дня.

Анохина начала зачитывать протокол:

− Вы сообщали следователю − когда 8 января 2012 года подошли к месту провала, то увидели, что верхняя часть трубы коллектора полностью разрушена, также как в 2011 году, арматура отсутствовала, стенки железобетонной трубы были хрупкие – отламывались руками.

− Да я не мог такого следователю сказать! – воскликнул Богатов, перебив прокурора. – Когда я подошёл к провалу, что я там мог увидеть? Трубу увидел только когда её, разорванную, достали ковшом экскаватора. Арматура была. Чего он пишет, что её не было? Он про арматуру меня вообще не спрашивал! И не руками стенки трубы отламывались − кувалдой отбивали. Что там этот следователь писал – Бог его знает.

− Вы утверждаете, что сказанное вами записывали неправильно?

− Получается, что так.

В конце концов измученного свидетеля отпустили.

Совершенно не понятно, как на участь подсудимых могут повлиять показания данной троицы свидетелей. Ясно одно − суду всё это подкинуло достаточно загадок и дополнительных хлопот.

Главный вопрос − кто виноват в гибели Кирилла Диденко? − по-прежнему остаётся без ответа…

Фото Брянские новости